На форуме обсуждали «регуляторную гильотину». Есть ли прогресс уже, на ваш взгляд?
— Да, есть. В России разрабатывается новый кодекс, который совершенно иначе выстроит работу контрольных органов. Я вхожу в рабочую группу по разработке. У нас сейчас 2 млн требований. Они будут пересматриваться, но мне кажется, что проще их отменить и с учетом новых технологий и стандартов написать новые. Бизнес активно предлагает свою экспертную поддержку. Ведь невозможно себе представить производство, собственник которого заинтересован в том, чтобы навлечь риски на потребителя или на своих сотрудников. В любой компании есть свой риск–менеджмент, и сейчас коллеги делятся уже работающими системами.
К 2021 году успеем?
— Да, но мы договорились, что там, где есть согласованные предложения, мы нормы старые отменяем уже сейчас. Например, рестораторы подготовили свои предложения, часть требований Роспотребнадзор отменил. Я думаю, сейчас будет второй пакет. То же самое касается школ, детских садов.
Но ключевой вопрос, на который мы пока не ответили, в другом. У нас получается, что тот орган, который пишет требования, он же бизнес проверяет и штрафует. То есть налицо конфликт интересов. Этот узел нужно разрубить. Возможно, разработкой нормативов должны заниматься исследовательские институты, а контролем и профилактикой — уже ведомства в рамках системы управления.
Сейчас долю государства в экономике оценивают от 30 до 70 %. На это много жалуются экономисты, хотя в Скандинавии, например, этот показатель тоже высок. На ваш взгляд, такие цифры — это хорошо или плохо?
— Я не считаю, что это плохо. С одной стороны, это гарантия выполнения обязательств перед населением. С другой — конечно, это развращает систему, потому что она живет по дотационному иждивенческому принципу. Все–таки конкуренция — это огромный драйвер развития экономики.
Но у нас много компаний с госучастием, которые демонстрируют, как можно работать. Тот же Сбербанк. Вспомните его 10 лет назад, это совершенно другая экосистема сегодня. Или «Росатом» — тоже госкорпорация, но какие там стандарты управления! Они конкурируют на глобальном рынке и экспортируют свои услуги.
Очень много зависит от компетенции менеджмента, от наличия мотивации внедрять новые технологии. Мы здесь тоже начинаем работать с госкомпаниями.
Сейчас разработали модель инновационной открытости для корпораций. Пока что стартап чаще всего даже не может дойти до CEO, с ним будет работать линейный менеджер, который не заинтересован в технологиях. А если даже будет принято решение закупить услугу, это может занять больше года. За это время стартап либо умрет, либо переориентируется на новые ниши.
А как вы их будете стимулировать меняться?
— Скорее, мягкой силой. Будем показывать лучшие практики и успешные проекты. А также те преимущества, которые может получить руководство компании, если будет основываться на модели инновационного развития.
Алгоритм будущего
Мягкая сила — это хорошо, но все–таки у вас есть и другие инструменты. Ваш рейтинг регионов стал контрольным показателем для руководителей на местах. С госкорпорациями это могло бы так же работать?
— Может быть, мы обсуждали это с руководителями корпораций. Им интересно посмотреть по некой метрике открытости к инновациям, как они выглядят на фоне других. Я думаю, что мы можем это сделать уже через год, когда отработаем эту модель с пилотными корпорациями.
Верите ли вы в эффективную автоматизацию бюрократического аппарата?
— На мой взгляд, сейчас мы находимся на том этапе, когда мы должны задавать рамки, в том числе этические, о том, какие данные мы можем собирать, а какие не можем, где решения может принимать алгоритм, а где — только человек. От того, какие правила игры мы разработаем и согласуем, зависит, какое будущее мы себе спроектируем на 10–20 лет вперед.
Ведь обратной стороной технологий могут быть страшные последствия для человека. Те же открытые данные, когда ты в молодости сфотографировался где–то не так, а это будет использоваться против тебя через 10 лет, никто не будет принимать на работу. И это далеко не самый страшный пример!
Я имел в виду скорее автоматические системы, которые могли бы, например, распознавать потенциально коррупционные закупки. В это вы верите?
— Опять же, проблема в том, что правила, что считать хорошим, а что плохим, задаются программистом. Это может быть субъективный фактор, а дальше система будет учиться уже на базе этого алгоритма. То, что это будет, у меня сомнений не вызывает. Вопрос в том, удастся ли нам выстроить справедливую систему.
Вы продвигаете проекты краудфандинга. У нас в Петербурге есть проект «Твой бюджет», но люди не очень довольны результатами. Часто жалуются, что чиновники все сделали все равно по–своему. Почему так случается?
— Конечно, для власти это пока еще новая история, к которой госаппарат только присматривается. Кто–то это делает из–за хайпа. Чиновники вроде открываются, говорят, чтобы люди приходили со своими предложениями. А потом надо отвечать за свои слова, а они не готовы. Здесь просто нужно определиться, в каких сферах вы действительно доверяете и хотите вовлекать сообщество, а в каких решите все сами.
С другой стороны, всем нужно учиться взаимодействию. Мы проводим образовательные акселерационные программы, где большой блок посвящен снятию конфликтов. Ведь та же история со строительством храма в Екатеринбурге явно показала, что отсутствует диалог, нет прозрачности и некой стандартизации проведения общественных слушаний. Им не доверяют. Мы в рамках нашего проекта эту культуру общественного согласования будем прививать и тиражировать.
А что за новый проект у вас — карта сообществ?
— Мы по большим данным смотрим, какие сообщества людей какой инфраструктурой пользуются в городе. Где любят отдыхать семьи с детьми, где собираются хипстеры, где собираются любители футбола. Мы такую карту сделали по Кронштадту и Ижевску. И это тоже новая модель управления для муниципалитета, когда он через эту карту сообщества может выстраивать развитие городской инфраструктуры из сложившихся точек роста.
Вообще я оптимист. Многие говорят, что мы летаем в облаках, но это позволяет нам посмотреть на ситуацию сверху и увидеть все возможности.